В Минобрнауке при участии Агентства по делам молодежи прошло первое обсуждение повестки дня «Селигера». Одну из смен этого лета хотят сформировать из молодых преподавателей, они и обсуждали в Москве, кого звать и что обсуждать.
Мнения преподавателей, съехавшихся из разных регионов от Воронежа до Питера, тоже были самые разные. Одни говорили, что государство само генерирует ненависть в молодом поколении, поскольку не может удовлетворить уровень притязаний образованной прослойки. Люди с амбициями не находят того, что отвечало бы их запросам, и обращают гнев на государство. Другие заявляли, что «стране нужны новые герои», новые Стахановы, Космодемьянские. Третьих волновали « технологии разъяснительной работы», скажем о важности здорового образа жизни или толерантности.
Сергей Белоконев, глава Росмолодежи, – представитель поколения молодежи, нашедшей себя в политике в последние годы. После совещания он дал интервью « МН» в котором рассказал о героях и антигероях нашего времени, консервативных ценностях молодого поколения и собственном традиционализме.
– Вопрос по дискуссии о «Селигере» и «учительской» смене. Один из выступавших сказал, что нам нужна технология появления новых Стахановых, Зой Космодемьянских. Вы тоже так считаете?
– Я считаю, что на уровне государства должны быть понятны механизмы, как появляются герои.
– Только они у нас не появляются...
– В нашем сегментированном обществе разные группы и социальные слои имеют свои установки, ориентиры и ценности. У тех, кто формирует контент, есть представление о том, что нужно обществу. Но эти идеи могут не устраивать группы, которых большинство, хотя их суждения и менее выражены. Руководство страны всегда ориентируется на большинство. А идеологемы, скажем, креативного класса могут быть иными. Поэтому эту социальную группу сложно учитывать.
К сожалению, в креативном классе (не знаю, по каким причинам, возможно, тянется еще из 1990-х) наблюдается влияние иностранных вещей, и часто этот класс пытается искать пророков в чужом отечестве. Если даже мы найдем героев, то вовне. А здесь найдем только плохих, о них и будем говорить. Чаадаевщина такая.
– Когда случилась трагедия с русским ребенком в Америке, депутаты проявили к этому максимум внимания. В те же самые дни в фейсбуке обсуждалась история российской матери, убившей своего ребенка. Но ею власти не заинтересовались. Привлекли внимание к «врагу», свои же трагедии остались незамеченными.
– Мне не хотелось бы комментировать поведение депутатов, сам им был. Я лишь могу отметить, что в фейсбуке часто присутствует настороженность в отношении государства. Это, впрочем, законы социальной психологии – искать угрозы вовне. Любая социальная группа, объединившись, пытается найти тех, кто другой, иной, чужой.
– Социологи констатируют в России аномию – отсутствие ценностей и ориентиров, особенно в новом поколении. Все мерится заработком.
– Я этого не ощущаю. Десять лет занимаюсь молодежью. Так вот по сравнению, скажем, с началом нулевых сегодня молодые люди более патриотичны, мобильны, социально эффективны. Они легче находят себя в жизни, предъявляют больший запрос на здоровье, предпринимательство, на то, чтобы себя проявить.
– Это может быть связано не с их личностными и профессиональными качествами, а с общей экономической ситуацией в стране.
– Отчасти да. Но и молодежь сегодня другая, в том числе потому, что президент Путин строит другую страну.
– И что такое, по–вашему, другая молодежь?
– Когда в 2001 году я приехал в Калининград, ребята там через одного говорили «вы там, в России». Многие курили всякую дрянь и ратовали за то, чтобы устроить из Калининграда Нидерланды — дескать, почему бы все не легализовать и не открыть кофе–шопы? Такая была повестка дня. Похожая ситуация была в Петербурге. Сегодня по–другому. Нельзя, конечно, сказать, что все полностью исчезло, но удельный вес тех настроений и подходов к жизни снизился в несколько раз.
– Еще более это ощущалось на Дальнем Востоке, люди ездили в Корею и Японию, но никогда не были в Москве. Только это было связано не с патриотизмом, а с ценами на билеты до Москвы! Вы же говорите о патриотизме. В чем он выражается? Теперь ребята пойдут против тех, кто выходил на Болотную, обвиняя их в непатриотизме?
– Забудьте о Болотной, это миф. Да, некоторые настроения у людей остались, но это был выход по случаю. Были выборы. Если же говорить о патриотизме, то мы как федеральное агентство при наборе очевидных характеристик – любовь к родине и т.д. – стараемся добавить такую важную вещь, как рассмотрение патриотизма через конкурентоспособность.
Человек – составная часть страны, единой корпорации. Чем конкурентоспособнее каждый из нас, чем увереннее чувствует себя в глобальной конкуренции в отношении сверстников и специалистов по всему миру, тем сильнее страна. Чем больше человек конкурентоспособен, тем выше вероятность, что он произведет, создаст, продаст что-то интересное, и тем больший он патриот.
Тот, кто занимается своим делом, зарабатывает деньги, реализует себя, трудоустраивает других людей, – он и есть патриот. А людей, которые размахивают флагами, не работают и кричат «бей врагов, спасай Россию», я бы патриотами не назвал.
– Подмечают, что новое поколение по взглядам скорее социал–демократическое, больше выступает за справедливость. Вы видите это?
– Я обратил внимание на другое: последние пять–семь лет в России укореняются традиционные ценности. По себе знаю, у меня большая семья, и я стал более традиционен. Кстати, количество многодетных семей в стране растет, и это тоже говорит в пользу подобных ориентиров. К ним добавляется консервативная идеология: предпринимательский дух, опора на свои силы. В 1990–е быть предпринимателем было немодно.
– Что вы говорите...
– Да. Зарабатывать деньги было немодно. Модно было деньги собирать. То есть быть бандитом. Сейчас к этому совершенно другое отношение. Вижу, как ежегодно к нам приходят тысячи молодых людей, которым мы помогаем учиться и развиваться. Когда человек рассчитывает на себя, он и с государством выстраивает партнерские отношения: чего-то ждет от него, но и сам готов давать.
– У вас складывается оптимистичная картина. Между тем, по статистике, Россия держит первые места в мире по числу самоубийств в возрастной группе до 35–40 лет. И, как говорят, в том числе потому, что молодежь не видит смыслов.
– Знаете, ничего не могу сказать, сами пытаемся разобраться в этом. Как мне говорят эксперты, самоубийство – это наиболее критичное проявление для человека, оказавшегося в трудной жизненной ситуации. Не справился – покончил с собой. К сожалению, из–за недофинансирования агентство не реализует системных мероприятий в отношении этих групп. Сегодня у нас ноль денег и сотрудников. Должны появиться в апреле.
– Почему в апреле?
– Поручение президента. Есть положение, которое будет расширено, там прописано, чем должно заниматься агентство. В том числе, скажем, нужно вести и поддерживать реестры всероссийских молодежных организаций. Сегодня таковых восемь, может, станет больше. Мы будем поддерживать активизм. Чтобы молодежь не была пассивной, чтобы молодые люди создавали себе повестку, чего–то организовывали, куда–то шли. Мы не вмешиваемся в их деятельность, просто обеспечиваем поддержку. Второе направление – молодые люди в трудных жизненных ситуациях.
– Ну вот есть Евгений Ройзман. Помогите ему.
– Я знаю, что, например, ребята в Ставрополе занимаются наркоманами гораздо больше, их опыт тоже интересен. Мне не очень понятны люди, которые пытаются на своей деятельности делать пиар, а о самом человеке становится известно по его публичной активности.
– Если это success story, история успеха, почему бы ему не стать известным?
– Я знаю о его политической борьбе, а политикой мы не занимаемся. Мы занимаемся success stories. И моя задача – сделать так, чтобы их стало больше. Кроме того, Ройзману больше 30 лет, он уже не проходит по возрасту. Теми, кому за 30, занимаются другие...
– ...органы?
– Это ваше слово! Ведомства. В том числе Министерство образования и науки, чей бюджет намного больше.
– Вы упомянули Болотную. Создается впечатление, что государство, впервые в новейшей истории столкнувшись с социальной активностью молодежи, немного испугалось и решило канализировать ее в более мирные цели. Тут же возникла необходимость заниматься здоровым образом жизни, спортивными клубами и т.д. Опровергните меня.
– Опровергаю. В 2004 году, когда, кстати, мне еще не было 30, я был одним из инициаторов молодежного движения, название которого вы прекрасно знаете. Оно объединило тысячи социально активных ребят. Кстати, тогда молодых людей было намного больше, чем сегодня, и больше, чем будет завтра.
– Почему завтра их не будет больше?
– Статистика: 90-е годы – демографическая яма. Так вот тогда все было более заряжено; затем ребята пошли в бизнес, в политику. Они пошли в дело. Поэтому я бы поспорил относительно тех, кто вышел на Болотную. Средний возраст все же был около 30. Возможно, это часть той аудитории, которые еще в середине 2000–х пошли в белые воротнички, влились в креативный класс, но до сего момента не сказали чего–то своего. Мы, которые тогда пришли, востребованы государством, и мы сейчас здесь. Они тогда не пошли, а сейчас в них что–то проснулось, дескать, мы тоже должны порулить. И вышли на Болотную.
– Вы говорили о конкурентоспособности. Располагаете ли данными, что происходит с движением молодых людей по городам? Раньше все стремились в Москву–Питер или на Запад. Изменилось ли что-то?
– По моим наблюдениям активный отток из страны был в 1998 году в связи с кризисом. Сам даже думал, может, поехать посмотреть? Сейчас поток из страны уменьшился, но внутри люди продолжают переезжать в крупные города. По–моему, снизился приток в Москву, зато усиливаются перетоки в активные районы. Вообще все города–миллионники притягивают людей. Смотрите, Воронеж недавно стал миллионником. За счет чего? Вряд ли только за счет рождаемости. Там губернатор динамично развивает регион, и народ подтягивается.
– Хотя вы с гордостью рассказывали про молодежь своего призыва, вашего предшественника на этом посту обвиняли в конъюнктурной игре на стороне власти как раз через разные молодежные организации. У вас есть или будут свои «боевые отряды»?
– Во–первых, я сам являюсь комиссаром «Наших». Это моя биография, мои ценности, мои взгляды на жизнь. И они остаются, хотя я уже шесть лет не влияю на деятельность движения... Буду максимально развивать все восемь всероссийских молодежных организаций и увеличивать тот позитивный эффект, который они дают обществу.
Очень хочу развивать корпус спасателей. Хотел бы, чтобы в каждом регионе была команда, которая помогает в случае чрезвычайной ситуации. Это волонтерство, но рядом с МЧС.
Очень интересны скауты, которые занимаются разными потрясающими историями. Есть молодые экологи, зеленое движение «ЭКА», они, кстати, сейчас претендуют на то, чтобы войти в федеральный реестр. Посадили 5 млн. елок. Почему бы их не поддержать?
– А что с «Селигером»?
– Пользовался и будет пользоваться повышенным спросом у молодежи. Это площадка, куда любой молодой человек сможет приехать и получить поддержку своего проекта, собрать образовательную, инвестиционную команду и реализовать себя.
Источник:
www.mn.ru
